Шридеви 1985 г.
Шесть утра, шикарный комплекс отеля Sea Rock. Шридеви, самая востребованная на сегодняшний день звезда женского пола, просыпается от резкого и настойчивого звонка телефона. Администратор отеля напоминает ей, что ее ждет новый день тяжелой работы. Вот бы она насладилась днем отдыха! Ее глаза все еще полузакрыты, и она косится на младшую сестру Лату, улыбающуюся во сне. Может быть, Лате снится красивый сон. Ребенком Шридеви снились цветы и феи. Но сегодня – только встречи, встречи и встречи.
Все, что я вижу во сне, - это камеры и свет, говорит она. Не удивительно, если учесть, что Шридеви снимается больше 12 часов в день. Собственно, признается она, иногда кажется, что она возвращается в гостиницу только затем, чтобы принять душ и лечь спать. Может, поэтому Шридеви уже просыпается усталой. Она вскидывает голову и переворачивается в постели, пытаясь ну хоть еще чуть-чуть поспать, но не может. В дальнем углу она видит мать, забывшуюся в глубоком сне. Ее курчавые черные волосы разметались по подушке. Шридеви знает, что похожа на мать, и утверждает, что и годы спустя она будет выглядеть так же, – быть может, даже во сне. Постель рядом с маминой свободна. Как обычно, тетя поднялась рано.
В комнате с опущенными шторами на цыпочках ходит тетя, готовит вещи Шридеви к дневным съемкам. Она достает наряд Шридеви из шкафа, наполняет ведро водой Bisleri и фруктами, проверяет поднос с косметикой, вытаскивает бутылочки с витаминами и в 6.30 наконец мягко касается головы племянницы: пора вставать. Душ занимает у Шридеви всего 10 минут. Возвращается она посвежевшей, припудрившейся тальком, в темно-красной нижней юбке, блузке и с шифоновой дупаттой, спадающей по южно-индийской моде.
В тишине рассвета две женщины молча общаются. Тетя наливает немного Bournvita, и Шридеви заглатывает его, расчесываясь. Она никогда не пьет ни чай, ни кофе, и даже не знает, каковы они на вкус, с гордостью говорит мне тетя. Но Шри не придерживается и мягких напитков. Тогда что же она пьет, вопрошаю я? Когда меня мучит жажда, я выпиваю очень много воды. Вообще же предпочитаю молоко, самоуверенно говорит мне Шридеви.
В противовес своему экранному имиджу, она немногословна. На самом деле, она не откроет рта, пока не забросаешь ее вопросами. И очень редко она дает ответ, как она это делает сейчас, раздвигая тяжелые шторы в передней: бомбейский климат очень плохой. Мое лицо и руки постоянно трескаются. У других актрис такие же проблемы? Появляется ее гример Баскар. Он помогает ей с макияжем: румяна, помада и основа – все это Шридеви наносит на свое лицо быстро, со знанием дела. Они работают молча, координация идеальна. В чем-то Баскар – поверенный Шридеви, и за эти семь лет он уже привык, что все время с ней, что служит ей без вопросов. Он научился адаптироваться к ее настроениям, расшифровывать выражение ее лица. Почти по-отечески он говорит: если Шри сердита, она становится злодейкой. Она не говорит ни слова, но швыряет все, что попадает под руку. В такие моменты все мы оставляем ее. И все же ничто не влияет на ее профессионализм, утверждает она: ни эмоциональный стресс, не физические проблемы. Даже если она легла спать поздно, Шри никогда не поспит лишний час, потому что терпеть не может опаздывать.
В 8 утра появляется Куки Малхотра, костюмерша Шридеви, и она готова перепробовать кучу нарядов, чтобы выбрать подходящий. На какое-то время они увлекаются, и всю дорогу до киностудии Чандивали обсуждают наряды. Как вы называете орнамент, что некоторые носят на голове, спрашивает она Куки.
Сингода, отвечает Куки. «С-и-н-г-о-д-а, - повторяет за ней Шри, пораженная звучанием. – Забавное название, верно? Вы здесь придумываете забавные названия и имена. Добавляете -джи, обращаясь к людям. Я сейчас изучаю хинди. знаю названия уже почти всех студий... Чандивали, Филмистан, Фильмсити. Я верно произношу? – спрашивает она, повернувшись к нам. – Поначалу меня забавляло, что все обращаются к такому человеку, как Раджеш Кханна, Кака. Теперь я спокойно обращаюсь так к нему сама, хоть это и удивляет меня по-прежнему: ка-ка на тамиле означает кукарекание. Чего я никак не могу принять – так это условий на киностудиях в Бомбее. У нас на Юге очень чистые киностудии, более просторные. Никто не дает тебе диалоги за день. Меня нервирует, когда мне дают текст на страницу за 20 минут до съемки. У меня сложности с языком, и поэтому я медленно запоминаю свои слова. потом, я предпочитаю, чтобы вокруг не было посторонних, когда снимается сложная сцена». К счастью, сегодня у нее только танцевальный номер в фильме Рави Тандона. П.Л. Радж, хореограф, показывает ей па, которые она без усилий повторяет. После небольшой репетиции Шри готова к съемке. Час спустя, обедая в своей комнате с сестрой Латой, она веселится. Ест Шридеви рассеянно. Время от времени она делится своими мыслями. «Люди удивляются, когда я говорю, что я не вегетарианка, но не понимаю почему. Что, все уверены, что на Юге все вегетарианцы? Мне нравится невегетарианская еда, но это не значит, что я не ем овощи. Я ем все, я всегда голодна. Я никогда не занималась спортом и не сидела на диете. Мне кажется, диеты входят в моду. Вареная пища входит в моду. Не пойму, как это происходит, но мой вес все время колеблется. В субботу я толстая. В понедельник стройная. Я никогда не позволяю себе так растолстеть, как на съемках Himmatwala, хоть все, кого я вижу, и говорят мне, что я лучше выгляжу, когда пухленькая».
День крайне жаркий, и она плохо себя чувствует в нейлоновом костюме и с тоннами ювелирных украшений. Каждый раз, когда съемка приостанавливается, она стягивает тяжелые серьги и мягко прикрывает уши ладонями. Я говорю ей, что в такие моменты она похожа на маленького ребенка. Она недоверчиво таращится на меня, ее яркие глаза блестят, а потом она говорит: «А вы знаете, что в одном журнале написали, что мне 28, а Джайе Прада – 35? Какое преувеличение!»
С течением времени Шри немного теряет тормоза. Она начинает говорить более свободно, хотя ее все еще приходится донимать вопросами. Нескончаемый поток посетителей, пришедших посмотреть на нее. Фотограф хочет сделать с ней несколько кадров. Репортер хочет взять у нее интервью. Продюсер хочет поведать ей сюжет. Еще один продюсер хочет занять ее время. Каждые полчаса кто-нибудь извещает ее, что ее просят к телефону. Большую часть времени отвечает Баскар, поскольку телефон далеко. Рекха, кстати, снимается на той же студии и наведывается поболтать.
В сумерках съемочная группа более получаса собирается. Но не Шри. Ее просят остаться на вечернюю съемку. Она падает на стул и восклицает: «Я так устала». Пройдет еще час, прежде чем Шри пригласят на съемки. Она закидывает ноги на постель и прикрывает глаза. Через какое-то время она уже снова сидит и, широко улыбаясь, говорит: «Задайте мне все свои вопросы. Скажите мне, что вы хотите знать?»
Немного о себе, о своем детстве, родителях и карьере?
«Мой отец не интересуется типичными коммерческими фильмами. Он предпочитает видеть меня в других фильмах: Sadma и Jaag Utha Insaan («Прозрение»). Он не хотел, чтобы я становилась актрисой. Он был адвокатом. Трезвый человек, он бы предпочел, чтобы и я стала адвокатом. Я была дерганным и невероятно чувствительным ребенком. Всегда пугалась и вздрагивала от малейшего шума. Вечно тащилась за матерью, сунув в рот кончик ее сари. не знаю, как и когда все изменилось. Из детских воспоминаний у меня почему-то осталось, как я обедаю в ресторане. Внезапно я перестала есть, подскочила со стула, подошла к сцене, на которой разместились музыканты, и начала танцевать. Помню, я танцевала, пока отец не оттащил меня и не вернул на стул. Наверное, семья здорово смутилась, увидев, что я вытворяю. Но я была слишком юна, чтобы понять, что делаю.
Потом, однажды в судьбоносный день к нам пришли незнакомые люди и предложили мне сниматься в фильме. Мой отец был оскорблен и выгнал их. Но они снова пришли на следующий день и убедили маму заставить отца изменить решение. У мамы на мой счет были большие амбиции. И она своего добилась. На следующий день на съемках я увидела Соукар Джанаки. Мне понравились ее мерцающие одежды и драгоценности. Мой первый фильм снимался в храме. Я играла Бога Муругана. Перед самой съемкой режиссер стал настаивать на том, чтобы я побрила голову. Мать не желала. Моему ребенку ходить в школу, рыдала она. Были долгие дискуссии. Тут вмешалась Соукар Джанака и предложила мне одеть парик. Парик на голове смотрелся забавно. Тем не менее, в киношной атмосфере я искренне наслаждалась всем.
После этого я училась уже в полсилы. В студиях работала без устали. Ребенком-актрисой я успела сняться в более 200 фильмов. Anuraagalao (тамильская версия Anuraag) – один из них. В первый день съемок продюсер сказал маме, что я буду играть главную роль (Моушими). Поначалу мы решили, что это шутка, но когда костюмер принес мне сари и блузку, мы поняли, что все это на самом деле. Дасари Нараян Рао представил меня зрителю в полнокровной главной роли. Увы, фильм провалился. Потом Рагхавендра Рао пописал со мной два контракта. Оба стали суперхитами, и я наконец прибыла.
На сцене хинди я мелькнула еще несколько лет назад, в фильме Solva Sawan, но он не имел успеха. В прошлом году сработала Himmatwala, и вот я здесь. Сегодня я снимаюсь здесь в 18 фильмах и, наверное, в трех на Юге. Я не скучаю по Мадрасу, находясь в Бомбее, быть может, потому что очень занята. Но я точно заню, что хочу немедленно купить себе фильм. очень неудобно по 20 дней жить в гостинице, месяц за месяцем. Со мной моя семья, так что я не одинока. За их исключением, друзей здесь у меня нет. Ну, может быть, Рекха. Я часто пишу ей из Мадраса или с натурных съемок. Когда мы вместе, мы всегда так веселимся, хотя я и не чувствую необходимости с кем-то делиться секретами. На самом деле, у меня нет секретов. Все, что я делаю в течение дня, я рассказываю маме. Надеюсь, я хорошая дочь. Или, по крайней мере, пытаюсь быть такой. Я никогда не противилась родителям. Когда я зла, становлюсь просто злодейкой, в остальном же я классный человек. Я редко дуюсь и обычно не плачу. Не могу припомнить, когда и почему в последний раз плакала.
Я очень упряма. Если с кем-то поцапалась, я не стану делать первый шаг к примирению, даже если это моя младшая сестра. Я подожду, когда она придет и извинится. Как только это произошло – я совершенно забываю этот случай. Но до этого держусь в стороне. Во время работы я не люблю стычек и трений. Мы с Джайей Прада поначалу не поладили. Но, как только мы поняли, что нашу холодную войну провоцирует пресса, решили помириться. Странно, но стычки никогда не отражались на нашей работе. Если вы посмотрите Tohfa или Maqsad, враждебности не заметишь. Благодарение Богу, теперь мы поговорили, так что больше никаких раздоров.
Моя мать очень огорчилась, увидев постеры к Kaamyab (Она не Шридеви. Она Радха), рекламирующие Радху. Ее мнение было: пусть, если хотят, говорят, что Радха лучшая, но зачем дергать твое имя? Моя мать – мой самый главный критик. А отец – самый добрый зритель. У меня паранойя относительно просмотра моих фильмов семьей. Я так волнуюсь, что дышать не могу. Спустя столько лет я все еще не научилась стойко воспринимать критику со стороны семьи. Думаю об этом несколько дней. И так счастлива, когда меня кто-то называет звездой номер один. Впрочем, как актриса я не удовлетворена. Я хочу играть разные роли. Я хочу сыграть в комедии, в параллельном кино под маленьким баннером. Я хочу сыграть во всех жанрах, только тогда буду удовлетворена. Но никогда не оставлю перченые фильмы, потому что очень люблю петь и танцевать».
В 19 Шри берется за вторую смену. Она не возвращается в гримерку до конца съемок, а это еще пять часов. Хорошо за полночь, в 0.30, когда режиссер наконец прекращает съемку, Шридеви спешит в свою комнату, сдергивая украшения, наряд, торопливо смывает грим и меняется. Ее парикмахер-стилист пытается расчесать ее волосы, но у Шридеви не хватает терпения. Она отпихивает ее и быстро сворачивает подколотые локоны в высокий шиньон. Ее вещи уже погрузили в машину. Режиссер ждет снаружи, чтобы попрощаться.
Шридеви забирается в машину и скидывает сандалии. Она умирает от желания спать, но постель все еще в 20 минутах езды. На пути назад она из окна машины любуется на лунную ночь... потом восстанавливает в памяти день, методично просчитывая выполненные задачи. Быть может, только сейчас у нее появилась возможность для самоанализа. В гостинице она останавливается у администратора, оставляя инструкции: не переводить в комнату звонки до самого утра. Комната номер 1844 больше не полна кавардаком. Тетя все вычистила, упаковав чемоданы. Мать ушла спать. Тетя и Лата почти спят.
Освежающий ночной лосьон Шридеви, ее витамины лежат у постели. Быстро приняв душ, она наносит лосьон, выпивает свои витамины вместе с высоким стаканом молока, а потом прыгает в постель. Несколько секунд она таращится в пустые стены, но когда тетя выключает свет, она переворачивается, заворачиваясь в одеяло...
Я и удивлена, и горда тем, что столько лет продержалась в этой индустрии. В 82-м я не была уверена, смогу ли противостоять всем влияниям. Бомбей был для меня новым городом, а карьера в фильмах на хинди требовала слишком много. Когда я оглядываюсь назад, то понимаю, что все получилось. Тогда я не понимала хинди, сейчас понимаю. Я бегло говорю на этом языке и обзавелась в городе друзьями. Я больше не живу в гостинице. У меня свой дом, я питаюсь домашним. Как человек я тоже созрела.
Чувствую себя более сильной. И более спокойной, потому что не работаю. Безумие гонок от студии к студии в прошлом. Есть и еще отличия. Сегодня я хожу за покупками в общественные места без страха.
